И не нужно за примерами отправляться “в туманные дали”. Всё это здесь рядом, в нашем городе.

Швейная фабрика “Фея”. Что мы о ней знаем? Закрытое акционерное общество. Настолько закрытое, что, по словам её работниц, очень напоминает “филиал тюрьмы”: зайти, выйти и даже позвонить можно только с разрешения самого директора или лиц из его ближайшего окружения. Городские газеты размазывают по своим страницам сладкие сопли о выдающихся достижениях “эффективного собственника”, а работницы гнут спину по 12 часов, падают в голодные обмороки и панически боятся быть уволенными, т.к. в наше время найти работу, особенно для женщины, очень сложно. Вернее, не найти совсем.

Но любому терпению приходит конец. Несостоявшиеся “среднеклассники” осознают, наконец, “кто есть кто”, и вот уже даже самые неуверенные и колеблющиеся видят – заботится ли руководитель о развитии производства, о благе трудового коллектива или только о личной выгоде, о собственной наживе.

Событием, расставившим все точки над “і” для рабочих “Феи” стало начало распродажи производственного оборудования. Собственно, трудовой конфликт разгорался уже с самого начала воцарения в должности нового директора. После смерти прежнего никто особо не спрашивал мнения акционеров, кого бы они хотели видеть новым руководителем. Его просто представили трудовому коллективу и попросили любить и жаловать. Работницы же тогда решили: лишь бы зарплату платили, – и согласились с предложением.

А новый директор тем временем занялся наведением “порядка” на фабрике. Продал детский садик и профилакторий. Через некоторое время в расход пошло и общежитие – огромное современное здание в центре города. А вот в административном корпусе, и особенно в кабинете директора, был произведен шикарный “евроремонт”, улучшено отопление, тогда как в промышленных корпусах, нарушая правила техники безопасности, зимой швеи вынуждены были работать в перчатках: от холода стыли руки. Провели ремонт и в цехах, но несколько по-другому. Начальство дало указание сброситься по 10 – 15 гривен каждой работнице на краску и другие материалы, белить и красить своими силами в нерабочее время. А ремонт помещений, конечно, был представлен как заслуга администрации. Женщины выпросили даже оборудовать для них комнату личной гигиены. Сказано – сделано! Ведь негоже В.Т.Орлову, “Мариупольцу года” и кавалеру “Хрустальной башни”, отказать в таком пустяке. Да только вот пользоваться комнатой по назначению женщины не могут – после посещения комиссий она сразу же запирается на ключ, до следующего раза.

Разумеется, интерьеры фабрики обновлялись не только в угоду эстетическим запросам голодных работниц и с целью сорвать аплодисменты руководства города. Важнее было привлечь иностранных заказчиков. А иностранный заказчик нынче переборчивый пошел: не понравилось что-нибудь – и нет контракта. Но контракт с американцами все же был заключен, хотя и на очень тяжелых для работниц условиях. Схема работ расписывалась на 100 человек, тогда как реально работали всего 40–50. От заказчика это скрывалось, так как американцы не могли себе представить, что такой объём работы можно выполнить половинным составом. Зато в этом не сомневался директор, и “состав” ишачил по 12 – 14 часов в сутки, а также нередко и по выходным дням. Лишь за счет этого и выполнялся график поставки. Когда обессилевшие швеи стали падать в голодные обмороки, “добрый” директор отвалил им от щедрот своих по стакану чая и булочке в день, чтобы совсем не протянули ноги. А вместо зарплаты частенько выдавали куртки и плащи из американских материалов, которые удалось “сэкономить”.

Так постепенно назревал конфликт. Рабочие стали интересоваться, куда же деваются деньги от такой организации производства? Директор меняет одну машину за другой, на груди сверкают цепи из благородного металла, а условия труда все хуже и хуже. 27 марта состоялось общее собрание акционеров. Они стали требовать отчет о финансовой деятельности предприятия. Тогда руководитель и решил, что пора бы и о людях побеспокоиться, и выдал дивиденды за 4 года – аж по 10 грн. 50 коп.

На этом-то собрании люди впервые услышали о начавшейся распродаже фабричного оборудования. Первая стегальная машина, проданная директором, была поменьше, ее вытащили так, что никто и внимания не обратил. А вот со второй – огромной итальянской машиной “Мекка”, приобретенной 10 лет назад за золото и валюту, – пришлось повозиться. Ее невозможно было вытащить, не разломав стену здания. И вот, когда все уже было готово для погрузки, и съемные части с машины уже демонтировали и выносили во двор...

Слово участницам конфликта: Швея С. “Сидим за работой, голову поднять некогда – нужно две нормы давать, вбегают женщины и кричат – наше оборудование вывозят, что делать будем? Мы по селектору объявили, чтобы все во двор выходили. Работницы плотной стеной обступили директора, его зама и тех, кто ломал стену. Директор кричал – разойдитесь по рабочим местам, да не тут-то было. Бастовали несколько дней и “Мекку” вывезти не дали”.

Швея И. “Струхнувший директор пообещал, что все останется, как было. Турецкий грузовик отогнали за пределы фабрики”.

Работница Т. “Конечно, ему легко оборудование продавать, он его не покупал. А мне как ножом по сердцу! Я всю жизнь на фабрике тружусь!”

Вот так рабочие не дали разбазарить собственность своего предприятия, которую директор, чувствуя, что недолго уже на этом посту ему осталось, всячески перегонял в наличку. Он даже намекал женщинам, мол, придете на фабрику в один прекрасный денек и поцелуете замок.

Итак, первый раунд рабочие выиграли. Следующий шаг, который намерены предпринять работницы, – это созвать экстренное собрание акционеров в связи с чрезвычайным положением на фабрике и сообща решить вопрос – может ли такой человек ею руководить? Будут они также требовать доскональной проверки финансовой деятельности своего предприятия.

Но борьба только начинается. “эффективный собственник” самоуверенно смеется в лицо своему коллективу, удивленно приговаривая: “С кем вы собрались тягаться?” Однако женщины настроены решительно и собираются довести дело до конца. Терпеть подобный беспредел уже невмоготу.