Политические партии возникли еще на заре классового общества. В Древней Греции и Риме – это организации господствующих классов (демос и аристократы в Греции, плебеи и патриции в Риме), предназначенные для борьбы за власть. Партии в Греции и в Риме не отражали основного экономического отношения своих обществ: это были партии различных групп рабовладельцев, а рабы оставались вне партий (за исключением, конечно, тех счастливых, но редких и кратких моментов, когда они восставали; тогда ими резко начинали интересоваться все существующие партии). Это вовсе не означает, что политические партии древности имели неклассовое основание. Партии отражали интересы классов, но классов, которые возникли (точнее, наметились к возникновению) в ходе распада родового строя, но потом, впоследствии, образовали единый класс рабовладельцев. Ситуация чем-то напоминающая сегодняшнее положение в империалистических государствах, когда буржуазия и пролетариат, ведя между собой жестокую борьбу за каждую копейку, мгновенно объединяются, когда речь заходит об эксплуатации третьих стран. Там тоже партии отражают скорее вчерашний день классового противостояния, чем сегодняшние реалии. Если быть более точным, то борьба буржуазии и пролетариата сугубо в национальных рамках – это позавчерашний день, а не вчерашний. Она была характерна скорее для эпохи становления капитализма, чем для его развитой стадии. Развитый капитализм немедленно оказался явлением мировым, и стало ясно, что побороть его можно только с помощью международной организации рабочих. Эпоха же империализма переводит требование мировой революции и соответствующей политической организации рабочих из разряда теоретических положений и организационных опытов в разряд необходимых условий социалистической революции в любой отдельно взятой стране. И хотя мировая революция в определенный момент затормозилась, так и не выполнив своих задач, современная контрреволюция как по форме, так и по содержанию, была и продолжает оставаться именно мировой контрреволюцией.

В то же время нынешнее революционное коммунистическое движение не то что не организовано в мировом масштабе, но и полностью дезорганизовано даже на уровне национальном.

“Большие” партии страдают одним неисправимым недостатком – они немарксистские. Это звучит непривычно, но это – факт. Далеко не всякий коммунизм есть марксизм. Коммунизм был и до марксизма. Марксу удалось поставить коммунизм на научную почву, и благодаря этому марксизм сумел победить все остальные – утопические направления в коммунизме (смотрите их анализ в “Манифесте Коммунистической партии”).

С победой социалистической революции в России влияние марксизма возрастает настолько, что все остальные направления просто исчезают. Марксизм и коммунизм становятся синонимами. Но при этом борьба между марксизмом и утопическим социализмом не прекращается, а из борьбы межпартийной становится внутрипартийной борьбой. Основным направлением антимарксизма оказывается ревизионизм – открытый и тайный, замаскированный под “догматизм”. Собственно, ревизионизм в правящих партиях победил еще до распада Союза. Но с поражением социализма это стало более или менее очевидным. Результатом этого процесса стало возрождение утопического, ненаучного социализма и коммунизма. Причина этого явления проста – была утеряна традиция отношения к марксизму как к науке, то есть его попросту перестали изучать, довольствуясь самым поверхностным усвоением общих мест и заменяя понимание цитированием. Самые вопиющие расхождения с классиками при этом автоматически объявлялись “развитием марксизма”.

Таким образом, родился новый вариант утопического социализма, который и капитализма не приемлет (по крайней мере, в той его форме, в которой он господствует в странах потерпевшего поражение социализма), и революцию отвергает. Сущность нового утопического коммунизма осталась та же, что и у старого – мелкобуржуазный протест против капиталистических порядков. Эти благонамеренные люди хотят уничтожить эксплуатацию человека человеком, не уничтожая при этом частную собственность (рыночные отношения, товарное производство).

Именно поэтому все сегодняшние коммунистические партии являются неопасными для буржуазии и служат скорее оправданием для антидемократических мероприятий властей и предвыборным пугалом для очумевшего от “временных трудностей” обывателя.

Наши коммунистические партии – буржуазные по форме (парламентские, национальные) и по структуре (территориальные, нефункциональные).

Мы только отвечаем на действия противника. Мы даже не обороняемся (организованная оборона – это тоже вид активных боевых действий, в которых противник изматывается, деморализуется, перемалывается его живая сила и техника), мы только реагируем на действия противника. Мы даже не задумываемся о формах, в каких мы это делаем, мы просто повторяем те формы, которые применяли в свое время наши противники. Если взять по большому счету, то вся наша работа носит как бы отчетный характер. Притом мы “отчитываемся” не перед рабочим классом, даже не перед народом, а перед властями, перед буржуазными средствами массовой информации. Если по таким-то дням они привыкли видеть мероприятия левых, то как мы их можем разочаровать? Другими словами, мы больше работаем “на публику”, чем реально боремся против капитализма.

Особые надежды в этом плане возлагаются на выборы. Вот выберем своего президента, тогда… Вся соль такого подхода заключается в том, что никто не думает, что будет “тогда”. Если бы подумали, то и надеяться перестали бы.

Чем же отличается марксизм от любых видов утопического социализма? В первую голову тем, что он есть научный социализм. Марксисты сходятся с любыми другими социалистами в части критики буржуазного общества, но они не придумывают рецептов лучшего общественного устройства.

В условиях усилившейся реакции после проигранных выборов на первый план в этой общей работе выдвигается проблема борьбы против оппортунизма. Оппортунизм – это не просто ругательное слово. Это вполне реальная болезнь коммунистического движения, которая очень даже может привести к летальному исходу. Слово происходит от английского “opportunity” – удобный случай, возможность.

По идее проигрыш коммунистов на выборах президента должен был стать для коммунистов всего лишь очередным доказательством того общеизвестного теоретического положения, что буржуазия добровольно, мирно власть не отдаст, что за власть нужно бороться, а выборы использовать как вспомогательное средство в этой борьбе. Но часть наших товарищей сделали из поражения совершенно удивительный вывод. Мол, если бы наша программа была “более широкой”, отражающей интересы “разных социальных слоев”, менее коммунистичной, то мы бы получили больше голосов. При этом другого способа прихода трудящихся к власти, чем через выборы, они, конечно, не признают.