|
|
РАБОЧИЙ КЛАСС И СОЦИАЛИЗМ
В том, что рабочие есть, не сомневается ни
один здоровый человек. А вот вопрос о
существовании рабочего класса является сейчас
едва ли не самым спорным в политологии. Одни
говорят, что его уже нет, по крайней мере, в
развитых странах. Другие говорят, что он есть, но
он деклассирован, что, в конечном счете, означает
то же самое. Третьи же предлагают включать в его
состав едва ли не все население.
Еще сложнее обстоит дело, если вести речь не
просто о политологии (политология – наука
специфическая; если кто-то называет себя
политологом, то это есть или перебежавший на
сторону идеологического противника
преподаватель научного коммунизма, или просто
проходимец и бездельник, впрочем, одно другого
вовсе не исключает, а предполагает), а о политике,
и не просто о политике, а о политике
коммунистического движения. Часть компартий,
как, например, Коммунистическая партия
Российской Федерации, перестали выделять
рабочий класс из общей массы “народа” и,
соответственно, отказались от коммунистической
идеологии в пользу патриотической, от идеи
диктатуры пролетариата в пользу “русской идеи”.
Вторая часть – самой характерной здесь будет
Российская коммунистическая рабочая партия –
связывают будущее коммунизма исключительно с
рабочим движением. Но они столкнулись с тем, что
существующее рабочее движение как таковое или
отсутствует вовсе, или озабочено больше
проблемами улучшения положения рабочих в
капиталистическом настоящем и вовсе не
связывает свои перспективы с коммунизмом. Что
касается украинских коммунистов, то их позиции
колеблются между этими двумя полюсами, что
нисколько не продвигает их вперед в понимании
данной проблемы по сравнению с российскими
товарищами.
Так что же такое рабочий класс в странах
потерпевшего поражение социализма, чем он есть
сегодня, и чем он может стать завтра?
Для того чтобы разобраться в этом вопросе,
необходимо принять во внимание то
обстоятельство, что цель социализма – не просто
создание каких-то привилегированных условий для
одного из классов – то ли рабочего класса, то ли
крестьянства, то ли так называемой трудовой
интеллигенции, а уничтожение классов вообще.
Кроме того, необходимо заметить, что уничтожение
классов – вопрос не столько политический (и уж
подавно не полицейский или военный), сколько
экономический и культурный. Также нужно
признать, что с определенного времени этот
процесс (уничтожения классов) в Советском Союзе
несколько затормозился. Но начнем по порядку.
КУДА ПОДЕВАЛИСЬ КЛАССЫ?
Ни революция 1917 года, ни последовавшая за ней
гражданская война не решили и не могли решить
вопроса об уничтожении буржуазии, а тем более –
пролетариата, как класса буржуазного общества.
Революция уничтожила государственную машину,
выражавшую интересы буржуазии и передала власть
Советам – органам диктатуры пролетариата.
Гражданская война была попыткой со стороны
реакции – буржуазии в союзе с остатками
помещичьего класса при поддержке иностранного
капитала – военным путем вернуть то, что было
потеряно в ходе революции. И эта попытка
провалилась. Эксплуататорские классы потерпели
поражение и в открытой военной борьбе.
НЕ ГОСПОДСТВУЮЩАЯ БУРЖУАЗИЯ
Буржуазия перестала быть господствующим
классом. Но она не исчезла вообще. У нее была
отнята не только политическая власть, но и
политические права. У нее отняли экономическую
власть, лишив ее возможности эксплуатировать
чужой труд. Но революция, а, тем более,
гражданская война, не могла уничтожить
экономический базис, который порождает деление
общества на классы. Если тайна рождения
буржуазии заключалась в росте промышленного
производства, то тайна ее если не бессмертия, то,
по крайней мере, воистину собачьей живучести
оказалась в послевоенной экономической разрухе
и недостаточном развитии российского
капитализма вообще. Оставшаяся в наследство от
царского режима и усиленная во много раз
послевоенной разрухой экономическая
многоукладность не только не давала возможности
немедленно покончить с буржуазией как с
экономическим классом точно так же решительно,
как было покончено с ее политическим
господством, но и, наоборот, заставляла
пролетарское государство идти на определенный
если не союз, то на компромисс с буржуазией в
борьбе с еще более отсталыми, еще более
реакционными силами. Самым крупным таким
компромиссом был НЭП. Основная цель НЭПа была в
налаживании отношений государства диктатуры
пролетариата с крестьянством, которое дольше не
могло терпеть продразверстку. Крестьянину нужна
была не только земля, которую дала ему революция,
но и изделия промышленности, а ими Советская
власть не могла так же централизованно
обеспечить село по причине разрухи. Поэтому
крестьянину сказали. “Ты хозяин, производи
продукты, а государство берет минимальный
налог”. Естественно, что замена продразверстки
продналогом была только первым шагом. За ним
неизбежно следовал второй – допущение свободной
торговли не только хлебом, но и промышленными
товарами, что влекло за собой расширение сферы
товарного производства и в промышленности. А это
в свою очередь означало значительное укрепление
капиталистических элементов в хозяйстве.
Компромиссом было и налаживание торговли с
иностранными капиталистами, и использование
буржуазных специалистов на весьма выгодных для
них и очень накладных для государства условиях.
Все это в отдельности выглядело как усиление
элементов капитализма, и часть белогвардейской
эмиграции даже начала радоваться, что еще
немного, и большевики вернутся к капитализму. Но
все это вместе взятое усиливало диктатуру
пролетариата и создавало необходимые условия
для полного уничтожения буржуазии как класса.
Главным из этих условий было преодоление
экономической разрухи и выполнение ленинского
плана индустриализации, коллективизации и
культурной революции.
Тогда, в начале 20-х, допущение свободной торговли,
ведущей, хотим мы или не хотим, к капитализму, на
самом деле, в конечном счете, вело к коммунизму,
по крайней мере, создавало необходимую базу для
того, чтобы революция могла продержаться, чтобы
пролетарское правительство не пало. Сохранение
власти рабочих было залогом того, что победа
останется за социализмом. Диктатура
пролетариата боролась с опасностью неизбежного
в условиях свободной торговли усиления
капитализма не только тем, что создавала
льготные условия для социалистического сектора
экономики в его конкурентной борьбе с
капиталистическим и мелкотоварным элементом, но
и методом прямого подавления капиталистических
элементов. Так или иначе, уже в начале 30-х годов с
паразитическим классом в СССР было покончено.
Производительные функции буржуазного класса –
распоряжение капиталом, планирование
производства и распределения – взяло на себя
социалистическое государство.
БЫЛ ЛИ КРЕСТЬЯНИН КРЕСТЬЯНИНОМ?
С победой колхозного строя фактически исчез еще
один класс дореволюционного общества –
крестьянство. Обычно говорили, что к середине
тридцатых годов мы имели два дружественных
класса – рабочий класс и “колхозное
крестьянство”. Если насчет рабочего класса
спорить не приходится – он был, то определение
“колхозное крестьянство” явно неудачно.
Если сразу после коллективизации могли
оставаться некоторые иллюзии на этот счет,
поскольку поначалу характер труда колхозников
оставался во многом еще патриархальным, то после
того, как сельскохозяйственное производство
благодаря техническому вооружению, употреблению
химических удобрений и широкому внедрению науки
стало по своему характеру отраслью
промышленности, говорить о существовании
крестьянства уже будет ненаучно. На употреблении
именно термина ”колхозное крестьянство” в
Конституции СССР в свое время настоял Сталин, и
для Конституции это было верно, поскольку она
фиксирует достигнутое. Но то, что верно для
Конституции, не обязательно верно для науки, ибо
наука не только фиксирует достигнутое (а
общественная наука, которая только фиксирует
достигнутое, вообще никому не нужна), но и обязана
выяснить тенденции дальнейшего изменения,
развития исследуемого предмета. Что касается
такого “предмета” как крестьянство, то он,
несомненно, должен был исчезнуть. Для этого,
собственно, колхозы и создавались, чтобы
покончить с крестьянским, патриархальным
хозяйственным укладом.
В этом смысле наши противники из “патриотов”
правы, когда обвиняют Советскую власть в том, что
она уничтожила такое милое их сердцу
крестьянство. И правильно сделала – должны мы
добавить. Жаль только, что проделано это
мероприятие было не до конца. Вместо
концентрации усилий на превращении сельского
хозяйства в отрасль промышленного производства
через его максимальное научно-техническое
вооружение и научную организацию труда, с
определенного времени мы пошли по пути
консервирования деревенских условий жизни и
превращения горожан в полукрестьян путем
массового внедрения огородов. То, что раньше
Советская власть терпела по нужде –
самообеспечение продуктами и индивидуальное
строительство (может показаться, что оно ничего
не стоит обществу, хотя на самом деле все это
наносило огромный ущерб не только через хищение
строительных материалов, но и через
нерациональное использование свободного
времени, которое невозвратно терялось и для
общества, и для человека) – с определенного
времени стало поощряться как магистральная
линия развития. В результате процесс преодоления
различий между городом и деревней зашел в тупик.
Вместо соединения преимуществ городской и
сельской жизни, как того требовал марксизм,
получилось соединение недостатков того и
другого. Вместо того, чтобы путем ускоренной
индустриализации коллективизированного
сельского хозяйства поднимать уровень жизни
колхозников до уровня жизни городских рабочих,
предоставили возможность горожанам заниматься
сельским хозяйством на патриархальном уровне.
НОВЫЙ РАБОЧИЙ КЛАСС
Непростые процессы происходили также и в городе.
С крупной буржуазией здесь было покончено еще в
годы гражданской войны.
Одномоментно, через национализацию крупной и
средней промышленности, было покончено и со
старым капиталистическим рабочим классом. НЭП,
на некоторое время возродивший буржуазию, так и
не смог возродить рабочего класса, характерного
для капиталистического общества. Рабочий класс,
который осуществляет власть, это уже не тот
рабочий класс. Конечно, национализация крупной и
средней собственности, это еще не обобществление
производства на деле, уничтожение классов
капиталистического общества – это еще не
уничтожение классов вообще.
Но к 1936 году в СССР сложился совершенно новый
рабочий класс – рабочий класс без буржуазии,
который уже не есть рабочий класс
капиталистического общества, но еще и не
“ассоциация свободных работников”, поскольку
форма труда (наемный) во многом оставалась
старой, то есть буржуазной. Надо иметь в виду, что
речь идет только о внешней форме труда, а не о его
содержании. Рабочий еще получал зарплату, а не
трудился “без нормы и вознаграждения”, в
порядке “первой жизненной потребности”, но он
уже работал не на капиталиста, а на общество,
поэтому и на себя. Другими словами, если по
отношению к отдельному рабочему можно говорить,
хотя и с большой долей условности, о том, что его
труд носил наемный характер, то в отношении
рабочего класса социалистического общества в
целом это является полной бессмыслицей, –
получается, что рабочий класс сам себя нанимает.
Такое положение сложилось не сразу, а лишь в
результате компромисса между коммунистическими
устремлениями сознательной части рабочих и
совершенно неразвитыми, иногда примитивными
условиями труда.
Так уравнительные тенденции, которые сложились
на базе отсталых форм организации (артели и
коммуны артельного типа, которые в первое
десятилетие Советской власти были широко
распространены не только в строительстве, где
они были традиционными, но и в промышленности)
пришлось ликвидировать, что и было сделано путем
широкого введения в начале 30-х годов сдельщины –
типично капиталистической формы оплаты труда.
Скорее всего, это было оправдано, поскольку новая
техника, которая представляла собой технику
капиталистической фабрики (станки или лицензии
на них закупались в Германии, США) и т. п.,
требовала и соответствующей организации труда.
Только очень наивный человек может думать, что
техника и отношения по поводу ее применения –
вещи совершенно друг от друга не зависящие.
Форд создавал конвейер вовсе не в целях
коммунистического воспитания рабочих, а с целью
заставить то же количество рабочих при тех же
затратах на производство выпускать автомобилей
как можно больше. Конвейер – специальное
техническое средство для интенсификации труда.
Но добровольно трудиться интенсивнее рабочий не
станет. Стимулом к интенсификации труда при
капитализме могут служить два фактора – страх
потерять работу или сдельная оплата. Обычно при
капитализме используется комбинация этих
факторов. При социализме безработица была
уничтожена. Поэтому в условиях, когда рабочий
класс в Советском Союзе переживал не просто
политическую ломку, но и непрерывно расширялся в
основном за счет притока людей из села, введение
сдельной оплаты было вполне естественным.
Буквально за несколько лет эта дисгармония
(социалистический рабочий класс с одной стороны
и буржуазные формы организации его труда с
другой) дала себя почувствовать, и советские
рабочие ответили на, как сейчас говорят, вызов
времени, весьма своеобразно – стахановским
движением, которое представляло собой не что
иное, как коренную ломку сложившихся при
капитализме норм и тарифов. При этом нужно
учесть, что ломали они их не только за счет голого
энтузиазма, но и за счет более рационального
использования той же капиталистической техники,
но, самое главное – за счет отсутствия
конкуренции и широкого внедрения
развернувшегося еще раньше, в конце 20-х и начале
30-х годов социалистического соревнования. В этой
связи вспоминается, как горбачевцы в свое время,
не уставая, тыкали нам в нос фразой Ленина о том,
что нельзя строить социализм на одном
энтузиазме, что необходимо использовать “личную
заинтересованность”. При этом они не
сомневались, что Ленин имел в виду не что иное,
как денежный или другой шкурный “интерес”. Они
мерили по себе, не предполагая, что у человека
может быть какой-то иной личный интерес, кроме
шкурного.
ЛИЧНАЯ ЗАИНТЕРЕСОВАННОСТЬ В МАССОВОМ ЭНТУЗИАЗМЕ
Социализм дал человеку то, чего он не мог купить
при капитализме за любые деньги – возможность
универсального, непрерывного, ничем не
ограниченного развития. Большинство населения
России до революции было неграмотным, а
неграмотный человек не может развиваться.
Поэтому неразвитость большинства рабочих и
крестьян считалась естественной. Революция
предоставила возможность учиться всем, и теперь
развитие каждого зависело в первую очередь от
того, насколько он смог развить в себе именно
этот интерес, а не другой. Раньше считалось само
собой разумеющимся, что управлять и
организовывать могут только представители
богатых классов. Это тоже считалось
естественным. Потому что только богатые имели
возможность получить образование. Теперь
учиться смог каждый, и трудящиеся выдвинули из
своих рядов десятки и сотни тысяч отличных
управленцев, организаторов производства, науки и
культуры. Стахановское движение и вообще эпоха
30-х годов продемонстрировали ничтожность
старого буржуазного представления о человеке и
величие освобожденной личности, которая не
ограничена более интересом личной выгоды и может
позволить себе роскошь отдавать обществу свои
способности не рассчитывая что-либо за это
получить, а находя интерес в самом акте
самоотдачи. Такое могут позволить себе только
люди, уже отвыкшие от конкуренции – борьбы за
существование, уверенные в том, что общество
заботится о них, точно так же, как они заботятся
об интересах общества.
Если Ленин еще противопоставляет энтузиазм и
личную заинтересованность, то в 30-е же годы
именно личная заинтересованность в развитии, в
уходе от вековой темноты и забитости, в
использовании предоставленной Советской
властью возможности подняться к высотам
культуры, науки, принять непосредственное
участие в управлении обществом и служила основой
энтузиазма. Это уже был вовсе не тот энтузиазм
одиночек, на котором и впрямь нельзя было
построить социализм. Это был массовый энтузиазм,
и личная заинтересованность, на которой он
базировался, тоже была массовой. На таком
энтузиазме уже вполне можно было строить
социализм.
Информационно-методический
центр исполкома Совета
Всеукраинского Союза рабочих.
(Продолжение следует).
|
 |
