Германский дневник.
1. Мариуполь – Берлин.
Весна и начало лета выдались нынче в Приазовье
дождливыми. И прохладными тоже. Это с одной
стороны. А с другой – ещё в марте выпало мне
приглашение посетить Германию. С апреля
посольство неожиданно упростило визовые
проблемы. Железнодорожный проезд обходился в мою
месячную зарплату с отпускными. В тумбочке
лежала годовая экономия разницы между зарплатой
от Кабмина и прожиточным минимумом от Рады. На
неё как раз можно пару недель скромно прожить за
кардоном.
Итак, виза в паспорте, билеты в кармане. На Берлин!
Но сначала – на Киев. Ибо кроме как из столицы
поезда туда не идут. Неказистый и обшарпанный
снаружи вагон пассажирского поезда внутри
выглядел вполне прилично. Проводница источала
само радушие и гостеприимство. Всё это было
неожиданно и приятно, но, понятное дело,
бесконечно длиться никак не могло. И точно – за
час до Киева сообщили, что поезд прибудет не на
центральный вокзал Киев-пассажирский, как было
указано в билетах, а на Киев-московский. Это
особенно «обрадовало» тех, кто спешил пересесть
на другие поезда или рассчитывал на встречающих.
А ведь не сложно было сообщить об этом во время
приобретения билетов в Мариуполе и объявить по
вокзальному радио при посадке.
Но вот и Киев. Перебираюсь на Киев–прассажирский.
Но об этом, как говориться, нужно писать отдельно.
Весь центральный вокзал и прилегающая к нему
территория представляют собой одну гигантскую
строительную площадку – идёт капитальный ремонт
по случаю предстоящей 10-й годовщины
независимости. Нестерпимый грохот компрессоров.
На головы одуревших от него путешественников
сыплется пыль и штукатурка. Ноги цепляются за
сваленные трубы, проволоку, куски арматуры. Не
работает ни одно справочное табло, телефон,
телеграф, почта. Меняющееся беспрестанно время и
платформы отправления и прибытия поездов какая-то
дама с мобильником рисует мелом на школьной
доске, установленной посреди раскуроченного
ремонтом зала. О перекусить и передохнуть вообще
не может быть и речи. А ведь всё могло быть совсем
иначе. Во-первых, ремонт можно было вести
поочерёдно по частям, не выключая разом все
службы вокзала. Но тогда не успевали бы к 10-й
годовщине. И пришлось бы или встречать её в
ремонте, или переносить празднество. Во-вторых,
можно было устроить временные табло, площадки
для ожидания, пункты питания, связи и пр. Но для
этого нужно было подумать о пассажирах. А это,
судя по всему, не входило ни в технический проект,
ни в смету ремонта, ни в голову организаторов
стройки и городского головы А.Омельченко,
который, кстати, еженедельно здесь бывает.
Оставив нехитрый багаж в камере хранения, спешу в
город. Полюбоваться столицей. Столица оказалась
подстать вокзалу: улицы и площади изрыты, в
мутной воде зияющих ям (весь июнь – дождь)
отражаются позолоченные купола соборов.
Прохожие только успевают выскакивать из-под
колес грузовиков со строительным мусором. Майдан
Незалежности – ограждённая покосившимся
забором одна большая яма. В центре возрастает
одноимённый монумент, странное и неуклюжее
сооружение, как и объект его посвящения. Год
назад здесь, как и на всём Крещатике, уложили
новую плитку. Сейчас её содрали и увезли. Вместе с
миллионами гривен, в которые обошлась бюджету
реконструкция покрытия главного проспекта
столицы. Весь этот ремстройхаос многие киевляне
связывают с интересами фирм, к которым
неравнодушно руководство города, и возможностью
«умыкать» через них бюджетные средства.
Днём здесь кипит работа. А вечером и до поздней
ночи в огромном подземном переходе майдана гудит
молодёжная тусовка. Большинство «тусововщиков»
недостаточно трезвы. Без проблем здесь можно
купить наркотики и тут же «ширнуться». Под
наблюдением милиции, которая ввязывается только
в случае массовых драк. Далеко за полночь
опустевший переход занимают бездомные. На
разобранных картонных коробках они коротают
здесь дорассветное время.
На следующее утро чуть свет спешу на вокзал. О
платформе, с которой будет посадка на Берлинский
экспресс удалось узнать только за 18 минут до
времени его отправления. Впопыхах вскакиваю в
вагон. Состав трогается и ремонтный раздрай
медленно уплывает прочь.
Поезд мчится к польской границе. За вагонным
окном обилие полностью или частично разрушенных
железнодорожных строений. Позади остаётся
Ковельский вокзал, утопающий, как и его столичный
коллега, в месиве ремонтной грязи. Чем дальше на
запад, тем больше лошадей и повозок на конной
тяге. Видимо, в этих местах лошадь становится
важным видом транспорта и сельхозтехники.
Народ в вагоне разный. Командировочные
приказчики общительны и болтливы – кто где чего
собирается купить, продать, провернуть. Те, кто
едут на ПМЖ или, уже осев за границей, наезжают на
родину гостями, напротив – пугливы и
немногословны. Перед польской границей в вагон
садятся наши пограничники и таможенные
чиновники. Около двух часов длится проверка –
куда, зачем, что везёшь? Пограничники корректны и
доброжелательны. Таможенники тоже корректны. В
меру.
Граница. Зелёное царство лесов, болотец и
небольших речушек. Цапли не реагируют на грохот
экспресса. Пара аистов устроилась в гнезде на
обломанном старом дереве. Мирная тишина. Не
хочется верить, что шестьдесят лет назад здесь
всё грохотало в разрывах снарядов, танковом вое и
перестуке пулемётных очередей. Что отсюда на
нашу землю пришла война. Что как раз это дерево с
аистами, возможно, тогда и срубил осколок. Но увы,
не верить нельзя. И забывать – тоже.
А в вагоне уже польская пограничная стража.
Проверка занимает 20 – 30 минут. И дальше на запад.
Из того, что можно разглядеть из окна вагона, в
глаза бросается сельская чересполосица. Усадьбы
с невеликими участками земли изрезанной
полосами ржи, ячменя, овощей... Создаётся
впечатление, что местные фермеры уповают больше
на натуральное хозяйство. Хотя из разговора с
соседом по купе узнаю, что многие землевладельцы
в Польше склонны к монокультурному производству.
Но это ближе к границе с Германией, где
ориентируются на её рынок. Есть целые районы, где
ничего не выращивают кроме чёрной смородины или,
скажем, тыквы.
На рассвете звучит уже немецкая речь. Франкфурт-на-Одере.
В паспортной и таможенной процедурах с
германской стороны участвуют примерно в два раза
меньше служивых по сравнению с польской, и в 3
раза меньше – по сравнению с украинской стороной.
Да и во времени этих процедур такая же разница.
Наконец, Берлин. Вокзал Лихтенберг. Его здесь
зовут украинским. Во-первых, потому что сюда
пребывает Киевский поезд. А во-вторых, потому что
вокруг всегда ошивается до полутора десятков
наших бомжующих соотечественников. Их помятые
физиономии с багрово-синюшным следами жизненных
неурядиц можно встретить на перроне, у входа в
вокзал и на прилегающих улицах. Из помещений
вокзала их прогоняет полиция. Что-то у них не
сложилось с надеждами на германское процветание.
Домой не хотят, вот и пробавляются кто чем может
– подносят пассажирам багаж, попрошайничают,
приворовывают. Так и живут.
С.Сергеев. (Продолжение следует).